Работы фуко. Мишель фуко: биография жизнь идеи философия. Новые формы власти
Отражение зла
Мишель Вико
© Мишель Вико, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Вся эта, на первый взгляд вполне простая история, краткое, весьма краткое предисловие, к которой вы уважаемый читатель в настоящее время, как раз и читаете, началась, представьте себе, в обычный и ничем не примечательный день, когда один молодой человек, чей общий образ я вам ещё набросаю в ходе моего дальнейшего повествования, в одиночку отправился в лес.
Как видите, я нисколько не преувеличил, когда сказал вам уважаемый читатель, что история выглядит простой, поскольку спокойная прогулка по лесу, прежде всего, являлась именно прогулкой, и совсем не обязательно ей было ещё становиться из ряда вон выходящей. К тому же, это особенно касается тех случаев, когда речь заходит о людях деревенских, а Такехико был жителем самой обычной деревни. Это города в большинстве случаев, своим непосредственным географическим расположением отдалены от природы, и в том числе от самого обычного леса, чего никак не скажешь про деревню находящуюся непосредственно поблизости от всевозможных лесных территорий, где каждому деревенскому жителю с детства всё вокруг знакомо.
И всё же, у этой истории, простите за откровенный каламбур, своя история. Она произошла в те далёкие времена, когда никого нельзя было удивить волшебством, так как маги, колдуны, колдуньи, ведьмы и разного рода демоны, духи, великаны и монстры, жили повсюду и порой, если не совсем рядом с людьми, то всё равно весьма в недалёком соседстве от них. Больших пояснений для обозначения временного отрезка давно прошедших дней, я, пожалуй, давать воздержусь, ибо не вижу в этом особой надобности. Лишь скажу, что все события, случившиеся в те далёкие времена, произошли в одной из тёплых стран, а какой именно стране, позвольте мне также умолчать.
Возвращаясь же к словам о только что перечисленных героях истории, дополнительно следует подметить, что среди всех обладателей колдовской силы, были, и добрые, и злые личности. Каких колдунов было больше, сказать трудно, потому что время от времени, самые старые из них уходили в мир иной, причём не всегда по своей воле, а вместо ушедших, появлялись другие, молодые и амбициозные. Поэтому, образно выражаясь, чаши весов, добра и зла, всё время колебались, постоянно перевешивая друг друга, и если когда-либо бывало равновесие, то потом оно всё равно нарушалось тем, что одна из чаш становилась тяжелее. И даже случались большие перевесы.
Во всяком случае, все люди, от мала до велика, знали про существование такого рода соседей, и если не каждому доводилось в своей жизни встречаться с мастерами магии, то уж слышать о них приходилось всем и весьма часто. И дело тут вовсе не в любопытстве человеческом, которое могло заставить любого из людей искать встречи с колдуном, само собою добрым, ибо злых все опасались, а до глубины души тривиальное обстоятельство самой жизни, которая, так или иначе, сводила людей и колдунов в обыденной повседневности.
Сказав же о том, что люди всё же иногда искали встречи с колдунами, ещё раз подмечу, добрыми колдунами, я имел в виду как раз те случаи, когда в помощи колдуна, глубоко нуждались. Но только, не могу не поставить в очередной раз акцент, в помощи доброго колдуна, всячески избегая любых встреч со злыми колдунами. И не напрасно, так как последние, весьма часто мешали людям своими делами, доходившими иногда и до откровенных козней.
Ко всему мною вышесказанному, перед тем как собственно начать повествовать всю историю, предисловие к которой вы сейчас прочитали мой уважаемый читатель, мне хочется добавить только маленькую поправку, что наш главный герой в своих приключениях будет отчасти противоположен некоторым моим словам, а каким именно словам, вы сами узнаете и поймёте, когда продолжите своё чтение.
Мне же теперь только остаётся начать рассказывать вам саму историю с самого её начала, ничего не утаивая и не прибавляя, повествуя лишь о том, что было на самом деле, позволив себе разве что разного рода отступления, для приукрашивания и пояснения давно минувших событий…
Первая часть
Глава 1. Дом в лесу
С трудом пробираясь через густые заросли молодого бамбука, Такехико, так зовут нашего главного героя, из-за которого в общем-то вся эта очень давно случившаяся история, и началась, почти не обращал своего внимания на крики перепуганных лесных птиц. А между тем, крылатые жители леса, обеспокоенные неожиданным появлением человека среди их исконных владений, ни на минуту не смолкая, перелетая в кронах деревьев с одного дерева на другое, сопровождали его своими, пронзительными, беспорядочными, возмущёнными, громкими голосами.
Объяснением же такому немиролюбивому поведению обычных лесных птиц служило то обстоятельство, что человек здесь был крайне редким гостем, и поэтому легко смог одним лишь только своим видом, вызвать такой невообразимо сумбурный переполох среди разнородного птичьего царства, жители которого, летая повсюду, хорошо были знакомы с тем, как опасны, бывают люди.
А между тем Такехико продолжая свой путь, думал сейчас только об одном: «где именно в этом лесу, может находиться тот самый заброшенный старый дом, о котором, старожилами его родной деревни, было рассказано молодому поколению, столько разных, страшных, волшебных историй, рассказов и легенд».
Ведь только благодаря этим самым легендам, которых Такехико наслушался и от своих родителей и от старейшин деревни ещё с малолетства, он был сейчас здесь в этом лесу, потому что с того самого первого рассказа о старом доме, ему захотелось увидеть этот дом лично. И, конечно же, став совершеннолетним, Такехико загорелся непреодолимым желанием посетить старый заброшенный дом, к которому не существовало проторённых дорог, и более того, не было такого случая, чтобы среди людей населявших окрестные деревни, нашлись желающие посетить его.
Никто из людей, ни ныне, ни раньше проживавших в деревнях, кои находились в этих краях, ни толпой, ни в одиночку, никогда не решались даже появляться в той части леса, куда сейчас направлялся Такехико. И уж тем более никому в голову не приходило, искать старый дом, дом, который по широко известному всем преданию, был жилищем злого колдуна, некогда жившего и вершившего свои злые козни здешнему люду, и сгинувшего однажды в неизвестность.
Что послужило тому внезапному исчезновению старого злого колдуна, осталось тайной, раскрыть которую никому не хотелось, ибо страх перед домом, брошенным домом, поглощал человеческое сознание и омертвлял силу воли, подавляя в людях любое желание даже думать о том, чтобы познать тайну исчезновения Идзивару. Даже имя старого колдуна, имя Идзивару, пугало людей, всецело являясь олицетворением всесветного зла. Страх был таким же сильным, каким представало то наследие вселенского ужаса, осевшее в памяти людей видевших колдовство Идзивару, обитавшее в умах людей соприкоснувшихся со следами чёрной магии Идзивару, и заставлявшее трепетать любого из них при одном только упоминании имени колдуна, когда он был жив. Теперь же, когда его не стало, о нём иногда вспоминали, но только в легендах, и в большинстве случаев, только те жители окрестных деревень, которым лично никогда не приходилось видеть ни его колдовства, ни его самого, и узнавших о нём в своё время, благодаря рассказам непосредственных очевидцев, коим буквально каким-то чудом удалось остаться в живых.
И скорее всего, их чудесное спасение было связано с тем, что колдун Идзивару просто не успел заметить вовремя схоронившихся от него людей, потому что иначе, они, или погибли бы, или попали к нему в плен, что также не сулило бы им ничего хорошего.
Всё это лишь сильнее будоражило сознание Такехико, который всегда был готов на любые подвиги и приключения, и который теперь хотел не просто побывать в этом доме, а по возможности открыть для себя что-то новое и неведомое, и может быть даже узнать, куда исчез колдун Идзивару. А что именно нового можно было открыть в брошенном пустом доме, Такехико и сам пока даже не предполагал, поскольку родился, когда колдуна уже не стало, и всё что он знал о нём, было известно ему, как я вам уже говорил, уважаемый читатель, только из тех самых преданий, легенд, рассказанных, его матерью и отцом, и дополненных старожилами деревни. А так как Такехико с детства слыл одним из самых отважных, сильных и ловких среди своих сверстников, его характер только закалялся год от года в этом направлении и к совершеннолетию он уже стал истинным воином, прославившим своё имя в родной деревне за вышеозначенные качества.
Жизнь в деревне шла своим чередом, и всё давно уже было слишком привычным для уверенного в себе Такехико, который пытался хоть как-то разнообразить свою жизнь, но так чтобы при этом не разрушить уклад семьи, и не мешать всей деревне. Вот именно поэтому, сегодня рано утром, облачившись в своё любимое зелёное кимоно, он никому, не говоря об истинной цели своего мероприятия, и отправился в лес, якобы за целебными травами, а на самом деле решил найти этот старый заброшенный дом, дом колдуна Идзивару.
Фуко родился в Пуатье 15 октября 1926 в семье врача. Получив образование в Сорбонне, преподавал в университете Клермон-Феррана в 1960–1968, а затем в новом университете в Венсене. В 1970 занял кафедру истории систем мышления в Коллеж де Франс. Умер Фуко в Париже 25 июня 1984.
Фуко впервые изложил свои идеи в книге История безумия в классическую эпоху (L"Histoire de la folie l"age classique , 1961), где утверждал, что в «эпоху разума» (конец 17–18 вв.), когда разум пытается определить себя, исключая любые элементы неразумия, возникает совершенно новое понимание безумия. Безумных людей начинают заключать в больницы. В конце этого периода изобретают дома умалишенных, а также возникает новая врачебная профессия, в задачи которых входит контроль над больными и жесткое обращение с ними. Общий урок: человеческая мысль характеризуется радикальной дискретностью, понятия внезапно возникают и так же внезапно исчезают. Фуко пытается дать определение безумия, как оно понимается в данную эпоху, принимая во внимание все, что говорилось о безумных, и все, что с ними делали. Подразумевается, что эта концептуальная схема, принадлежавшая прошлому, является предпосылкой нынешних представлений.
Другой пример такой исторической трансформации понятий приводится в книге Рождение клиники (Naissance de la clinique , 1963), прослеживающей появление клинической медицины в период Великой французской революции. Новые клиники – не просто изменение в медицинской практике, но также изменение в мышлении врача. Теперь лечатся отдельные органы больного, а не человек в целом. Медики переключают внимание на совершенно иной класс объектов. Фуко также прослеживает связи этого феномена с другими изменениями и утверждает, что философские движения позитивизма и феноменологии являются необходимыми следствиями новых способов «смотрения» и «видения».
Ряд подходов объединяет Фуко со структурализмом: 1) холизм, т.е. видение системы знания как связного целого, а не совокупности отдельных единиц; 2) внимание к слову, т.е. видение системы знания прежде всего как изощренной сети связей между высказываниями; 3) презрение к «смыслу». Дискурс должен анализироваться не с точки зрения того, что он означает или подразумевает; он представляет собой более или менее бессознательное отражение прочно укоренившихся предпосылок и установок; 4) стремление к выявлению «глубинных структур» дискурса, лежащего в его основе набора принципов, определяющих то, что высказывается. Поиски такого архе, или руководящего принципа дискурса, Фуко полушутя-полусерьезно называет «археологией»; 5) предпочтение анонимных высказываний высказываниям известных авторов.
Все эти темы разрабатываются в его главном труде – Слова и вещи (Les Mots et les choses , 1966), исследовании гуманитарных наук и тех структур мышления, которые им предшествовали. Публичный дискурс о труде, жизни и языке – экономика, биология и филология – имеет свое особое происхождение, это мутация классического (картезианского) анализа богатства, естественной истории и общей грамматики. «Человек», существо, являющееся одновременно и объектом изучения и его субъектом, есть побочный продукт нового дискурса о жизни, труде и языке. Фуко утверждает, что гуманитарные науки должны иметь другой предмет, и книга завершается драматическим, но не вполне ясным рассуждением, по которому выходит, что псевдопредмет «человек» скоро исчезнет и будет заменен анонимным и автонимным дискурсом, в котором полярное противопоставление субъективного и объективного, присущее понятию «человек», будет преодолено. К главному труду примыкает попытка описать новую методологию, предпринятая в книге Археология знания (L"Arch ologie du savoir , 1969).
Исследование тюрьмы, Надзирать и наказывать (Surveillir et punir , 1975), во многом сходно с предыдущими работами Фуко, однако содержит, кроме того, описание новых установлений во властной структуре общества. Его история сексуальности (1-й том – Воля знать, La Volont de savoir , 1976; 2-й том – Употребление удовольствий, L"Usage des plaisirs , 1984; 3-й том – Забота о себе, Le Souci de soi , 1984) начинается с типично иконоборческого наблюдения, что викторианская эпоха была одержима сексом. Но допускались лишь определенные формы соответствующего дискурса. Фуко полагает, что это способ контроля общества над самим собой, осуществляемый не с помощью явных мер, но через более глубокие структурные принципы, определяющие, какие слова можно говорить, а какие – нельзя.
, эпистемология , этика , политическая философия , социология
Энциклопедичный YouTube
-
1 / 5
В 1960-е годы Фуко разрабатывает концепцию европейской науки на основе «археологии знания», имеющей своим ядром «знание-язык». Все известные теории науки и культуры Фуко относит к «доксологии ».
Дискурсивные практики выполняют ту же функцию, что и эпистема .
Историчность
Понятие, предложенное Фуко в противоположность традиционному «историзму». Каждая эпоха имеет свою историю , которая сразу и неожиданно открывается в её начале и так же сразу и неожиданно закрывается в её конце. Новая эпоха ничем не обязана предыдущей и ничего не передаёт последующей, потому что историю характеризует радикальная прерывность.
Недискурсивные практики
Излюбленный термин комментаторов Фуко, но редко встречающийся у самого автора.
Эпистема
В своей книге Фуко на обширном документальном материале исследует социальные процессы и культурный контекст, в рамках которых происходило возникновение и становление психиатрии , в частности формирование учреждений, явившихся непосредственными историческими предшественниками современных психиатрических больниц . Фуко подвергает анализу социальные представления, идеи, практики, институты, искусство и литературу, существовавшие в западной истории и имевшие отношение к формированию в ней понятия безумия .
Фуко начинает своё описание с эпохи Средневековья , обращая внимание на практику социального и физического изгнания прокажённых , принятую в обществе того времени. Автор утверждает, что с постепенным исчезновением проказы безумие заняло эту нишу.
Начиная с эпохи Высокого Средневековья и до конца Крестовых походов количество проклятых селений - лепрозориев по всей Европе неуклонно росло. Согласно Матвею Парижскому , в христианском мире в целом их насчитывалось до 19 тысяч […]. На исходе Средних веков западный мир избавляется от проказы […]. Поначалу проказа передает эстафету венерическим болезням . В конце XV в. они, словно законные наследники, приходят на смену лепре […]. На самом деле истинными наследниками лепры выступают не они, а другой, весьма сложный феномен, который войдёт в сферу медицинских интересов ещё очень нескоро. Этот феномен - безумие. Однако для того, чтобы это новое наваждение заняло место проказы в ряду многовековых страхов и стало, подобно ей, вызывать по отношению к себе реакцию отторжения, исключения, очищения - ему, впрочем, очевидным образом родственную, - потребуется длительный, продолжающийся около двух столетий, латентный период .
Очевидным свидетельством отторжения являются «корабли безумия», на которых в открытое море отправляли сумасшедших в XV веке . В XVII же веке имел место процесс, который Фуко называет «великим заключением» - на смену «кораблям безумия» приходят «дома умалишённых», то есть признаваемые душевнобольными граждане подвергаются заключению в специальных институционализированных учреждениях. Фуко поясняет, что изоляция возникла как явление европейского масштаба, порождённое классической эпохой (Новым временем) и ставшее её характерной приметой:
Классическая эпоха изобрела изоляцию, подобно тому как Средневековье изобрело отлучение прокаженных; место, опустевшее с их исчезновением, было занято новыми для европейского мира персонажами - «изолированными» […]. Ибо изоляция оказалась явлением европейского масштаба […]. Огромные богадельни и смирительные дома - детища религии и общественного порядка, поддержки и наказания, милосердия и предусмотрительности властей - примета классической эпохи: подобно ей, они явление общеевропейское и возникают с ней почти одновременно .
Прежде чем изоляция приобрела тот медицинский смысл, какой мы придаем ей сейчас - или, во всяком случае, какой нам угодно ей приписывать, - она преследовала цели, весьма далекие от врачевания. Необходимость в ней была продиктована императивом обязательного труда. Там, где наша филантропическая душа жаждет увидеть знаки доброты и заботы о больных, на деле обнаруживается лишь одно - осуждение и обвинение праздных. Вернемся к самому началу «Заточения», к тому королевскому эдикту от 27 апреля 1656 г., которым был основан Общий госпиталь. Перед этим учреждением сразу ставилась задача препятствовать «нищенству и праздности как источнику всех и всяческих беспорядков» .
По словам Фуко, изоляция использовалась с двумя различными целями, которые были обусловлены социально-экономическими причинами, однако так и не были достигнуты:
Классическая эпоха использует изоляцию двояко, отводит ей двойную роль: с одной стороны, она должна способствовать уничтожению безработицы либо по крайней мере её наиболее очевидных социальных последствий, а с другой - сдерживать цены, когда их рост становится угрожающим. Изоляция призвана воздействовать поочередно то на рынок рабочей силы, то на цену продукции. В действительности же смирительные дома, по-видимому, не дали ожидаемого результата. Поглощая безработных, они главным образом маскировали их нищету и позволяли избежать социальных и политических неудобств, причиняемых их волнениями; однако, распределяя их по принудительным мастерским, дома эти способствовали росту безработицы в прилегающих регионах или в соответствующих секторах экономики. Что же касается их влияния на цены, то оно не могло не быть искусственным, ибо рыночная цена произведенных в них продуктов никак не соотносилась с себестоимостью - если учитывать затраты на содержание пансионеров .
Неразумные подвергаются исключению от имени Разума, который берёт на себя полномочия по сохранению социального порядка.
Безумцами считались лица, понесшие поражение в своих гражданских правах . До XVIII века не проводилось более детального различения в области неразумия. Поэтому в число безумцев, или неразумных, включались преступники, тунеядцы, извращенцы, больные венерическими заболеваниями и, наконец, помешанные. Основанием для внутренней дифференциации в области неразумия стала практика исправительных работ.
В следующем столетии сумасшествие начинает рассматриваться как противоположность Разума. То есть медицинское знание оказывается способным сформулировать представление о безумии лишь к концу XVIII века. До этого времени не существовало никакого теоретического рассмотрения психических заболеваний. И, наконец, в XIX веке безумие стало рассматриваться как психическое расстройство . Безумцы стали постепенно превращаться в больных.
Социальная практика изоляции неразумия лишает безумие присущего ему места в культуре. Фигура безумца исчезает с рынков и площадей. Важнейшим инструментом медицинской объективации безумия становится взгляд психиатра. Вторым важным фактором становится новый режим, применяемый теперь в лечебницах, в котором труд помешанных становится ведущим элементом. Авторитет врача укрепляется, и он уже начинает играть роль Отца для своих пациентов.
Фуко также утверждает, что безумие потеряло свою функцию определителя границ общественного порядка и указателя истины, будучи заглушённым Разумом. Автор изучает научные и «гуманные» подходы к лечению сумасшествия, в частности Филиппа Пинеля и Самуэля Тьюка. В работе Фуко заявляется, что эти методы ничуть не в меньшей степени носят характер контроля, чем те, которые использовались в предыдущие века. В «убежищах» Тьюка пациенты подвергались наказаниям до тех пор, пока не научались действовать «разумно». Подход Пинеля подразумевал широкое использование аверсионной терапии, включая такие приемы, как холодный душ и применение смирительной рубашки . По мнению Фуко, подобные методы основываются на повторении актов насилия до тех пор, пока модели надзора и наказания не усваиваются пациентом.
Интерес Фуко к психиатрии не ограничивался рассмотрением её исторических и теоретических вопросов. Фуко принимал участие в конкретных действиях по преобразованию системы психиатрической помощи. В частности, в 1971 году Фуко примкнул к группе итальянских психиатров, сделавших психиатрические больницы предметом критики и полемики, и написал статью для сборника «Беспорядки» с целью поддержать Франко Базалью , столкнувшегося с итальянским правосудием .
«Рождение клиники: Археология врачебного взгляда» (1963)
Вторая крупная работа Фуко - «Рождение клиники: Археология врачебного взгляда» (Naissance de la clinique: une archéologie du regard médical , 1963), в которой прослеживалось появление клинической медицины в период Великой французской революции . Появление клиник коренным образом меняет подход врача к объекту лечения.
Язык медицинских трактатов в XVIII и в XIX веке различен. Медицинское мышление XVIII столетия было классификаторским и следовало за общей приверженностью естественных наук к Проекту Универсальной Таблицы, а методом медицинского теоретизирования была нозография. Центральным объектом являлась болезнь. Ей следовало дать имя и расположить в общей таблице, рядом с другими болезнями. Иными словами, классифицировать.
Болезнь абстрагировалась от самого индивида. Максимально приемлемой средой для её медицинского изучения была семья. К тому же пребывание больного индивида в семейном кругу снимало с общества дополнительную нагрузку и необходимость заботиться о нём. Однако со временем общество прониклось убеждением о необходимости самого широкого распространения медицинских знаний. Когда стало понятно, что классификаторскому образу мышления не справиться с феноменом эпидемических заболеваний, появилась необходимость в статистическом стиле мышления.
Клиника становится областью научного знания, формирующегося на основе метода непосредственного наблюдения за болезнью. Объектом изучения оказывается больной, то есть тело, в котором присутствует болезнь. Благодаря проведению вскрытий развивается патологическая анатомия . Тело рассматривается как состоящее не только из органов, но ещё и из тканей , в которых могут проявляться отклонения. Болезнь становится патологией .
Меняется и отношение к смерти. Смерть - это уже не разложение живого организма, но анализ, позволяющий узнавать о жизни. Отношение к последней тоже трансформировалось. Жизнь не является формой организма, в противоположность прежнему мнению, но организм оказывается видимой формой жизни.
Первые десятилетия XIX века становятся временем заката «медицины болезней» и рождением «медицины патологических реакций». Клиническая медицина приводит западную науку к новому объекту, а именно - к человеческому индивиду.
«Слова и вещи» (1966)
Название этой работы в оригинале - «Les Mots et les choses. Une archéologie des sciences humaines» (на английском языке работа была опубликована под названием «The Order of Things»). «Слова и вещи» - это одна из самых трудных и неоднозначных работ французского мыслителя. В процессе её написания у Фуко уже сложился план книги «Археология знания». Поэтому одновременно с основной задачей книги демонстрируется и сам археологический метод.
Главной же задачей Фуко является рассмотрение того сдвига в истории западного знания, который вызвал к жизни современную форму мышления, являющуюся в первую очередь мышлением о человеке . Эта область предшествует словам, восприятиям и жестам . Это эпистемологическое поле, эпистема , которая обладает историчностью. Исследовать эту область и способы её бытия - означает исследовать некоторое историческое априори , обуславливающее историю идей, историю тех или иных форм эмпирического знания. Ставится вопрос о возникновении в западной культуре XIX века вполне конкретной формы мышления, которая характерна для гуманитарных наук.
Археология наблюдает за «чистой практикой порядка» (упорядочивания вещей). Эта практика разворачивается в глубинном измерении знания. А знание, в определении Фуко, - это исторически подвижная система упорядочивания вещей через их соотнесение со словами.
Отдельно Фуко обозначает три эпистемы, три исторически различных конфигурации знания:
- Ренессансная (XVI век) - эпистема сходства и подобия , когда язык ещё не стал независимой системой знаков. Он словно бы рассеян среди природных вещей. Он смешивается и переплетается с ними.
- Классическая (XVII -XVIII века) - эпистема представления . Язык превращается в автономную систему знаков и почти совпадает с самим мышлением и знанием. В этой связи именно всеобщая грамматика языка даёт ключ к пониманию не только других наук, но и культуры в целом.
- Современная (с начала XIX века) - эпистема систем и организаций . Возникают новые науки, не имеющие ничего общего с ранее существовавшими. Язык оказывается обычным объектом познания. Он превращается в строгую систему формальных элементов, замыкается на самом себе, развёртывая уже свою собственную историю, становясь вместилищем традиций и склада мышления.
Человек - это недавнее изобретение западной культуры, это образ, созданный современным познанием, он не более чем некий разрыв в порядке вещей. Фуко выдвигает гипотезу, согласно которой образ человека в современном знании очерчивается тремя разновидностями эмпирических объектов: Жизнь, Труд и Язык. Таким образом, конечность человека определена и ограничена биологией его тела, экономическими механизмами труда и языковыми механизмами общения. Неустойчивость нынешнего образа человека вызвана тем, что неустойчивыми являются и образующие его позитивности - труд, жизнь и язык. Науки, изучающие человека, находятся в полной зависимости от наук, изучающих указанные три предмета. Формы познания, которые к ним обращаются, тоже обладают качеством неустойчивости. Перед человеческим познанием встают и более древние и постоянные проблемы, нежели человек. Очередной сдвиг в пространстве знания освободит культуру от известного нам образа человека.
«Археология знания» (1969)
«Археология знания» представляет собой теоретический комментарий к вышедшим прежде работам «археологического периода». В этой книге и в последующих работах место понятия «эпистема» занимают уже «дискурс» и «дискурсивные практики». Анализ дискурсивных практик позволяет покончить с традиционным психологизмом, который присутствует в широко распространённых исследованиях текстов. Фуко ставит под вопрос и такие понятийные единства, как «наука» и «философия», «литература» и «политика», а также «книга», «произведение», «автор».
Целью «Археологии знания», по утверждению самого Фуко, является, кроме того, желание описать отношения между высказываниями: описать высказывания в поле дискурса и те отношения, которые они могут устанавливать. Помимо этого - и, возможно, главным образом - книга призвана прояснить те вопросы, которые возникли при прочтении «Слов и вещей». Самый важный из которых - вопрос о том, как одна эпистема приходит на смену другой. Эта проблематика фиксируется в понятии «прерывность».
Прерывность является результатом самоописания, в процессе ей придаются всё новые спецификации. Это понятие парадоксальное, поскольку оно одновременно выступает и в роли инструмента анализа, и в роли объекта исследования.
По словам Фуко, классический исторический анализ всячески стремился избегать темы прерывности и строил образ непрерывной истории. В истории мы не находим достаточной непрерывности преданий - напротив, мы наблюдаем смещения и трансформации. Фуко рассматривает понятие «архива» как системы формации и трансформации высказываний, определяющей их функционирование и сочетание. Архив содержит в себе закон функционирования высказываний («историческое априори») и ограниченное поле высказываний («позитивность»).
Историческим априори называется совокупность правил, характеризующих дискурсивную практику. Историческое априори - это совокупность условий, которые делают позитивность возможной на уровне реальности высказываний, а не на уровне истинности суждений.
Фуко критикует классический подход к истории. Он вводит понятия глобальной (собирающей все феномены вокруг единого центра) и тотальной (разворачивающейся в виде рассеивания) истории, чтобы показать различия между классической и современной исторической наукой. Самое главное различие между ними заключается в отношении к проблеме документа. Для классической истории документ - это умолкший язык. Для современной традиции документ - это некое пространство, которое открыто для освоения. Сам по себе документ уже не является свидетелем прошлого. Таковым раньше его делала история.
Между археологией знания и традиционной историей идей существует как минимум четыре различия:
- В представлении о новизне.
- В анализе противоречий.
- В сравнительных описаниях.
- В ориентации трансформаций.
Фуко видит назначение археологии знания в новом способе анализа дискурса.
Археология знания основывается на четырёх принципах.
- Археология рассматривает дискурс не как документ, а как памятник; не как знак другой вещи, а как вещь в её собственном объёме.
- Археология стремится определить дискурс в самой его специфичности и показать, в чём именно заключается игра правил, которые он использует.
- Археология стремится к определению типов и правил дискурсивной практики, пронизывающих индивидуальные произведения. Она чужда инстанции создающего субъекта в качестве причины возникновения и бытия произведения.
- Археология не обращена к истоку дискурса, она даёт систематическое описание дискурса-объекта.
«Надзирать и наказывать» (1975)
В оригинале эта работа называется «Surveiller et punir: Naissance de la prison» (на английском языке вышла под названием «Discipline and Punish: The Birth of the Prison»). Одной из основных идей данного произведения стала эволюция политических технологий западного общества при переходе от эпохи феодализма к современности.
Ещё в середине XVIII века для власти была характерна чудовищная жестокость, но уже в тридцатые годы XIX века она стала более мягкой и гуманистичной. Если прежде преступников предавали публичным казням или подвергали пыткам, то позже их стали помещать под тщательный тюремный надзор, исключающий всякое насилие над телом. Таким образом, изменилась сама социальная природа наказания. Сформировалось новое представление о субъекте преступления, сложилось рационально-расчётливое отношение к человеческому телу. Субъектом преступления перестаёт быть тело преступника, им становится его душа. Распространяется тезис о терпимости к подсудимому и о большей нетерпимости к преступлению. Для предотвращения преступлений предлагается распространять в сознании граждан представление о неотвратимости наказаний, рассматривается необходимость массовой профилактики преступлений.
С появлением гильотины сцены казни утратили свою зрелищность, но приобрели рационально-дидактический смысл. Утратив былую театральность, казни преступников должны были стать уроком для остальных граждан.
Главным и практически единственным наказанием за все уголовные преступления начинает быть тюрьма. Она становится в один ряд с такими дисциплинирующими механизмами, как больница, школа, мануфактура , казарма , и при этом соединяет в себе признаки каждого из них. Тюрьма оказывается пространством принудительной нормализации индивидов.
Одновременно с этим активно эксплуатируется модель монастырской дисциплины. Заводы, казармы, тюрьмы и работные дома функционируют подобно закрытому монастырю. Извлечение пользы достигается созданием огороженных пространств. С целью предупредить возможные протесты наряду с огораживанием применяется методика отгораживания. Каждому индивиду отводится его собственное место.
Возникает практика экзаменаций, отчётов о проделанной работе и строгого следования временному регламенту .
Появляется такое понятие, как «паноптизм». Этот принцип наиболее очевидно был представлен в знаменитом проекте тюрьмы-паноптикума Иеремии Бентама . Паноптикум придает социальной реальности свойство прозрачности, но сама власть при этом становится невидимой.
«История сексуальности» (1976-1984)
Оригинальное название - «Histoire de la sexualité»
«Воля к знанию», том I ()
В указанном произведении Фуко решает показать, каким образом в западном обществе формируются особый исторический опыт сексуальности и субъект - носитель этого опыта. Кроме того, автор уделяет внимание анализу политических технологий на их глубинном, доинституциональном уровне. Таким образом, «Волю к знанию» можно назвать продолжением «Порядка дискурса», «Рождения тюрьмы» и курса лекций под общим названием «Ненормальные», прочитанных Фуко в Коллеж де Франс в - учебном году.
В данной работе французский мыслитель в законченном виде излагает свою «микрофизическую теорию власти». В его интерпретации власть оказывается некоей диффузной материей, которая совпадает с областью человеческих отношений. Власть в современную эпоху стремится максимально сконцентрироваться вокруг живого человеческого тела и создать таким образом особый диспозитив сексуальности. Власть продуктивна, она сама создаёт сексуальность. Поэтому можно утверждать, что власть и сексуальность не противостоят друг другу. Главной функцией власти является нормализация общества.
Секс оказывается иллюзией, особым спекулятивным элементом, порождённым современным политическим диспозитивом сексуальности.
«Использование удовольствий», том II ()
По своему содержанию и характеру исследования второй том уже значительно отличается от предыдущей работы. Субъекту сексуальности предшествует субъект желающий, и второй том исследования Фуко посвящает именно ему. Он обращается к анализу практик, которыми руководствовались в античном обществе те, кто проблематизировал своё сексуальное поведение посредством этических размышлений.
В античную эпоху существовал опыт отношения к собственному телу (диететика), отношения к супруге (экономика), отношения к мальчикам (эротика), отношения к истине (философия).
Вводится понятие «ta aphrodisia» - как античная идея сексуальности, которая была проблематизирована через практики себя. Эти практики приводили в действие критерии неких эстетик существования, посредством которых человек способен был строить свою жизнь как произведение.
«Забота о себе», том III ()
В этом томе речь идёт о медицинской проблематизации сексуального поведения в античности. Главной целью этой проблематизации было определение режима пользования удовольствиями.
По утверждению Фуко, античная эпоха уделяла гораздо более пристальное внимание диететике, и еда и питьё по важности превосходили секс. Режимы сексуальных удовольствий ещё не имели того значения, которое они приобрели в западном мире . И только первые века нашей эры оказались отмечены усилением темы строгости во всех отраслях этики сексуальных удовольствий, а этическим идеалом становится практика самоотречения.
ФУКО, МИШЕЛЬ (Foucault, Michel) (1926–1984), французский философ и историк культуры, книги которого о безумии, социальных науках, медицине, тюрьмах и сексуальности сделали его одним из самых влиятельных мыслителей в современной французской литературе. Фуко родился в Пуатье 15 октября 1926 в семье врача. Получив образование в Сорбонне, преподавал в университете Клермон-Феррана в 1960–1968, а затем в новом университете в Венсене. В 1970 занял кафедру истории систем мышления в Коллеж де Франс.Умер Фуко в Париже 25 июня 1984.
Фуко впервые изложил свои идеи в книге История безумия в классическую эпоху (L"Histoire de la folie à l"age classique , 1961), где утверждал, что в «эпоху разума» (конец 17–18 вв.), когда разум пытается определить себя, исключая любые элементы неразумия, возникает совершенно новое понимание безумия. Безумных людей начинают заключать в больницы. В конце этого периода изобретают дома умалишенных, а также возникает новая врачебная профессия, в задачи которых входит контроль над больными и жесткое обращение с ними. Общий урок: человеческая мысль характеризуется радикальной дискретностью, понятия внезапно возникают и так же внезапно исчезают. Фуко пытается дать определение безумия, как оно понимается в данную эпоху, принимая во внимание все, что говорилось о безумных, и все, что с ними делали. Подразумевается, что эта концептуальная схема, принадлежавшая прошлому, является предпосылкой нынешних представлений.
Другой пример такой исторической трансформации понятий приводится в книге Рождение клиники (Naissance de la clinique , 1963), прослеживающей появление клинической медицины в период Великой французской революции. Новые клиники – не просто изменение в медицинской практике, но также изменение в мышлении врача. Теперь лечатся отдельные органы больного, а не человек в целом. Медики переключают внимание на совершенно иной класс объектов. Фуко также прослеживает связи этого феномена с другими изменениями и утверждает, что философские движения позитивизма и феноменологии являются необходимыми следствиями новых способов «смотрения» и «видения».
Ряд подходов объединяет Фуко со структурализмом: 1) холизм, т.е. видение системы знания как связного целого, а не совокупности отдельных единиц; 2) внимание к слову, т.е. видение системы знания прежде всего как изощренной сети связей между высказываниями; 3) презрение к «смыслу». Дискурс должен анализироваться не с точки зрения того, что он означает или подразумевает; он представляет собой более или менее бессознательное отражение прочно укоренившихся предпосылок и установок; 4) стремление к выявлению «глубинных структур» дискурса, лежащего в его основе набора принципов, определяющих то, что высказывается. Поиски такого архе, или руководящего принципа дискурса, Фуко полушутя-полусерьезно называет «археологией»; 5) предпочтение анонимных высказываний высказываниям известных авторов.
Все эти темы разрабатываются в его главном труде – Слова и вещи (Les Mots et les choses , 1966), исследовании гуманитарных наук и тех структур мышления, которые им предшествовали. Публичный дискурс о труде, жизни и языке – экономика, биология и филология – имеет свое особое происхождение, это мутация классического (картезианского) анализа богатства, естественной истории и общей грамматики. «Человек», существо, являющееся одновременно и объектом изучения и его субъектом, есть побочный продукт нового дискурса о жизни, труде и языке. Фуко утверждает, что гуманитарные науки должны иметь другой предмет, и книга завершается драматическим, но не вполне ясным рассуждением, по которому выходит, что псевдопредмет «человек» скоро исчезнет и будет заменен анонимным и автонимным дискурсом, в котором полярное противопоставление субъективного и объективного, присущее понятию «человек», будет преодолено. К главному труду примыкает попытка описать новую методологию, предпринятая в книге Археология знания (L"Archéologie du savoir , 1969).
Исследование тюрьмы, Надзирать и наказывать (Surveillir et punir , 1975), во многом сходно с предыдущими работами Фуко, однако содержит, кроме того, описание новых установлений во властной структуре общества. Его история сексуальности (1-й том – Воля знать , La Volonté de savoir , 1976; 2-й том – Употребление удовольствий , L"Usage des plaisirs , 1984; 3-й том – Забота о себе , Le Souci de soi , 1984) начинается с типично иконоборческого наблюдения, что викторианская эпоха была одержима сексом. Но допускались лишь определенные формы соответствующего дискурса. Фуко полагает, что это способ контроля общества над самим собой, осуществляемый не с помощью явных мер, но через более глубокие структурные принципы, определяющие, какие слова можно говорить, а какие нельзя.
Поль-Мишель Фуко (фр. Paul-Michel Foucault, 15 октября 1926, Пуатье - 25 июня 1984, Париж) - французский философ, теоретик культуры и историк. Создал первую во Франции кафедру психоанализа, был преподавателем психологии в Высшей нормальной школе и в университете города Лилль, заведовал кафедрой истории систем мышления в Коллеж де Франс. Работал в культурных представительствах Франции в Польше, ФРГ и Швеции. Является одним из наиболее известных представителей антипсихиатрии. Книги Фуко о социальных науках, медицине, тюрьмах, проблеме безумия и сексуальности сделали его одним из самых влиятельных мыслителей XX века.
Биография
Поль-Мишель Фуко родился 15 октября 1926 года в городе Пуатье в состоятельной семье. Отец, успешный хирург, преподавал анатомию в местном медицинском колледже.
В школе Фуко носил прозвище Полишинель и не отличался особыми успехами. Даже по своему любимому предмету, истории, он был вторым в классе.
- 1942-1943 - экзамены на степень бакалавра. Фуко добивается значительных успехов во французском, греческом и латыни. Чуть хуже обстоят дела с историей и естественными науками. Средний результат по философии.
- 1945 - Фуко второй раз готовится к поступлению в Высшую нормальную школу в Париже.
- 1945-1946 - подготовка к вступительным экзаменам в Лицее Генриха IV. Здесь же Фуко знакомится с творчеством Ницше, Маркса и Фрейда.
- 1946-1951 - по результатам экзаменов оказался на четвёртом месте во всей Франции. После успешного поступления Фуко учится в Высшей нормальной школе. В этот же период он начинает называть себя просто «Мишель», опуская «Поль» - имя отца. Совершает несколько попыток самоубийства. Начинает изучать труды Гегеля, Хайдеггера и Сартра. Вступает по рекомендации Альтюссера во Французскую коммунистическую партию (ФКП), но собрания не посещает и не соглашается с позицией партии в отношении гомосексуальности.
- 1951 - показав блестящие результаты, Фуко со второй попытки сдаёт выпускные экзамены.
- 1952-1955 - Фуко становится преподавателем Высшей нормальной школы, специализируясь на философии и психологии. Интерес к последней делает его частым посетителем госпиталя Святой Анны.
- 1953 - Фуко покидает коммунистическую партию в связи с советским «Делом врачей», которое поддержала Коммунистическая партия Франции.
- 1955-1958 - получает должность младшего преподавателя в университете города Уппсала в Швеции, где читает лекции по французской литературе.
- 1959 - директор Французского института в Гамбурге.
- 1960 - знакомство со студентом философского факультета Даниелем Дефером (Daniel Defert), который становится спутником Фуко до конца его жизни.
- 1962 - профессор философии в университете города Клермон-Ферран.
- 1964 - Фуко следует за Дефером, который предпочёл армии добровольческую работу, в Тунис.
- 1965 - Фуко принимает участие в разработке университетской реформы под руководством министра образования Кристиана Фуше и премьер-министра Жоржа Помпиду. Реформа будет принята в 1967 году. Путешествие с курсом лекций в Бразилию.
- 1966 - публикация книги «Слова и вещи».
- 1966-1968 - Фуко является внештатным профессором Тунисского университета.
- 1968 - Фуко не участвует в майских событиях, о чём глубоко сожалеет. Он уезжает из Туниса, чтобы окончательно поселиться во Франции. Получает должность председателя философского факультета в сверхсовременном экспериментальном университете Венсен.
- 1969 - получает должность заведующего кафедрой истории систем мышления в Коллеж де Франс.
- 23 января 1969 - лицей Сен-Луи организует показ фильма о событиях мая 1968, несмотря на запрет властей. После показа лицеисты присоединяются к митингующим во дворе Сорбонны. Несколько сотен студентов из Венсенна и кое-кто из преподавателей решают проявить солидарность и занимают свой факультет. Ночью уже две тысячи человек вступают в стычку с полицией, которая применяет слезоточивый газ. Мишель Фуко и Даниель Дефер задержаны одними из последних.
- 1970 - первые лекции в Соединённых Штатах.
- 8 февраля 1971 - Фуко объявляет о создании «Группы информации о тюрьмах» (ГИТ).
- 1 мая 1971 - Фуко и Жан-Мари Доменак задержаны у ворот парижской тюрьмы «Санте», где они раздавали листовки, призывавшие уничтожить криминалистические досье.
- 27 ноября 1971 - участие в демонстрации с «призывом к рабочим кварталам» на углу улиц Полонсо и Гут-Д’Ор в Париже. Там же присутствует Сартр, поэтому демонстрация носит мирный характер (полиции дана инструкция его не трогать). На этом выступлении создаётся самая известная серия фотографий: Фуко и Сартр с микрофонами в руках.
- 1972 - Фуко преподаёт в Нью-йоркском государственном университете в Буффало. Посещает Нью-йоркскую тюрьму в Аттике, где незадолго до этого прошёл бунт заключённых.
- 16 декабря 1972 - полиция задерживает Фуко во время митинга, посвященного памяти рабочего-алжирца Мохаммеда-Диаба, убитого в комиссариате при сомнительных обстоятельствах.
- 1973 - статья для коллективного сборника «Crimini di pace» и попытка поддержать Франко Базалью, столкнувшегося с итальянским правосудием.
- 31 марта 1973 - демонстрация в Бельвиле и Менильмонтане против «циркуляра Фонтане», который ограничивал права мигрантов на жительство и на работу. В первых рядах - Мишель Фуко и Клод Мориак.
- 1975 - курс лекций по истории сексуальности в Калифорнийском университете в Беркли.
- 1976 - выходит в свет первый том «Истории сексуальности».
- 1978 - серия репортажей о событиях в Иране для «Corriere della Sera».
- 1984 - выход второго тома «Истории сексуальности».
