Признание марией нагой своего сына дмитрия. Храм Архангела Михаила в селе Новленское. Нагая, Мария Фёдоровна Информацию О
Дочь боярина, воеводы и окольничего Федора Федоровича Нагого. Она не собиралась замуж за царя. Высокая, с длинной косой, пышной грудью и огромными серыми очами, выражающими спокойное сознание своей красоты и молодости. Мария готовилась к свадьбе с молодым сыном соседа-боярина, когда царь призвал её, до того опального, отца в Москву, а вскоре туда же привезли и её, приказав однажды вечером выйти в залу отцовской усадьбы и поднести царю Ивану чарку вина.
В нарушение всех обычаев сватовства, когда
в дом к невесте засылаются сваты жениха, Иван, взглянув на
боярышню, сказал Федору Нагому:
- Ну, боярин, я сам себе сват. Быть твоей дочери московской
царицей
.
Историки XIX века пишут, что после этих слов
Мария упала в обморок. Сомневаюсь. Обмороки стали дамской традицией
в XVIII веке, а эта девушка из XVI столетия, выросшая на природе,
пышная и румяная, скорее всего, взглядом или движение выразила
нежелание получить такое «счастье» из рук Ивана Грозного. Позднее
Иван попрекал её:
- Не хотела быть моей женой! Всё помню!
Свадьбу отпраздновали через неделю после
смотрин. Посаженным отцом Ивана IV был его сын Федор. Посаженной
матерью – невеста Федора Ирина, тысяцким – старший сын царя Иван.
Дружкой со стороны жениха – князь Василий Шуйский. Дружкой со
стороны невесты – боярин Борис Годунов. Венчал молодых священник
Никита – домашний «венчальник» царя, которому не указ запреты
церкви на браки Ивана Грозного. Патриарх и епископы на свадьбе
отсутствовали – этой пустоты не могла компенсировать пышность
стола, украшенного сахарными кремлями высотой в человеческий рос:
царская свадьба не была законной.
На другой день праздновалась свадьба царевича
Федора с Ириной, сестрой боярина Бориса Федоровича Годунова.
Было это в 1580 году, за четыре года до смерти
Ивана Грозного.
Мария Нагая вошла хозяйкой в кремлевский терем.
Что ждало её там?
Палаты, ежевечернее оглашаемые криками пьяных
сотрапезников царя? Ради женщины царь не собирался поступаться
своими привычками. Два взрослых пасынка, Иван и Федор, с семьями,
страшащиеся нрава отца? Мария покорилась судьбе. Царь был доволен
ею, но, заметив заплаканные глаза, пригрозил:
- Будешь реветь, брошу псам или постригу в монастырь
.
Обе перспективы страшили Марию, молодая была
жизнерадостна, и образ монастырских стен ассоциировался у неё с
гробом.
Стены кремлевских теремов хранили в себе боль
царицы Анастасии ,
страдания Марфы Собакиной ,
Анны Колтовской ,
Марии Долгорукой ,
Василисы
Мелентьевой , и других. Мария Нагая старалась не вспоминать о
них.
Мысль о том, что её возможный сын станет наследником престола, была
туманной. Во-первых, перед ним были двое: Иван и Федор. Во-вторых,
она понимала, что её брак незаконен: условно венчанная жена, трудно
сказать, какая по счету.
Через несколько месяцев после свадьбы в
царской семье случилась беда, Иван Грозный посохом убил своего
старшего сына Ивана.
Есть несколько версий о причинах убийства. О них
я расскажу позже. Но это была ссора, и во время неё Грозный нанес
сыну смертельный удар. Иностранец Антонио Поссевино оказался
очевидцем царского отчаянья и писал: «Утром Иван собрал бояр,
сказал им, что недостоин престола, говорил о неспособности Федора
быть царем, предлагал найти достойного властителя
».
Окружение, подозревая в искренности Ивана IV
знакомую ловушку, умоляло его остаться.
Остался. В начале 1584 года Мария Нагая родила сына Дмитрия.
Немного оправившись после родов, она захотела видеть царя, послала
к нему спросить разрешения прийти. Он ответил:
- Пусть сидит у себя в тереме.
Полузаконная царица со страхом ждала своей
дальнейшей участи. А царь сватался к заморским девицам (об этом
позже).
В середине марта 1584 года царь созвал
астрологов, колдунов и колдуний, желая узнать будущее.
Впечатлительный и нервный, он прислушивался к себе, ощущая близкий
конец и не желая верить ему. Все чародеи, не сговариваясь, назвали
день смети. Так скоро?! Не поверил. В назначенный ими день
чувствовал себя бодро. Повел приближенных в свою сокровищницу,
заговорил:
- Видите этот прекрасный коралл и эту прекрасную бирюзу,
возьмите их в руку… теперь положите мне на руку, я отравлен
болезнью: вы видите, они теряют свое свойство, переменяют яркий
цвет на бледный – они сулят мне смерть…
Закончив последнюю лекцию о свойствах
драгоценных камней, которые он любил проводить, Иван IV прочитал
завещание, в котором давал престол сыну Федору, а сыну Дмитрию с
матерью назначал в удел Углич. Потом помылся в бане, сел играть в
шахматы и скончался.
Марию Нагую с сыном и родственниками
отправили в Углич... на беду.
Мария Темрюковна была второй супругой Ивана Грозного, и царствование ее пришлось на один из самых мрачных периодов в русской истории. В ее биографии много белых пятен, что делает знакомство с жизнью этой персоны только увлекательнее.
Первый брак Ивана Грозного
Мария Темрюковна родилась в Кабарде (Северный Кавказ) в 1544 году. Она была дочерью местного князя. Ничто не предвещало того, что девушка станет женой государя всея Руси, столица которой находилась за тысячи километров от ее родного края. Однако так и случилось.
В это время в Москве правил Иван Васильевич IV. В юности он женился на Анастасии Захарьиной-Юрьевой, которая была любимицей народа и знати. Союз молодой пары был символом счастливого правления. В первые годы своего пребывания на троне Иван Васильевич покорил Казань и Астрахань, провел законодательные и военные реформы. Иными словами, страна при Анастасии процветала.
Поиск новой жены
Однако в 1560 году русская царица серьезно заболела. Врачи не смогли поднять ее на ноги: Анастасия скончалась в цветущем возрасте. Все историки отмечают, что эта неожиданная смерть послужила причиной помутнения разума Ивана IV. Он стал подозрительным по отношению к своим приближенным. В Москве даже ходили слухи, что Анастасию отравили. У царя от первого брака осталось два наследника - Иван и Федор. Тем не менее титул обязывал государя жениться опять. Кроме того, Ивану Васильевичу было всего 27 лет.
Сперва он хотел связать свою жизнь с Екатериной - сестрой польского короля. Однако за свое разрешение на брак потребовал уступить ему Смоленск, Новгород и Псков. московский, конечно, на такое пойти не мог. Поэтому в том же 1560 году он отправил посольство на Кавказ с целью найти новую супругу в этой диковинной и далекой стране.
Крещение Марии
Послы прибыли к кабардинскому князю Темрюку. Он согласился выдать свою дочь за русского царя. Мария Темрюковна (настоящее имя Кученей) отправилась в Москву вместе с большой делегацией и своим братом Салтанкулом. В столице их встретил Иван Грозный. После недолгих смотрин (этот обычай на Русь пришел из Византии) царь согласился жениться на девушке, которой на тот момент исполнилось 16 лет.
Было решено, что она пройдет обряд православного крещения и примет Темрюковна. Это была важная деталь, на которую русские послы уговорили кабардинского князя. Марию крестил митрополит Макарий - верховное лицо церкви. После этого в знак своего согласия на женитьбу Иван подарил невесте платок с жемчугом и кольцо. Венчание состоялось 21 августа 1561 года.
Сын Марии Темрюковны
В 1563 году Мария Темрюковна, стала матерью. Царевича назвали Василием в честь деда - великого князя московского Василия III. Отец новорожденного в это время находился в действующей армии. Шла Ливонская война против немецких рыцарей в Прибалтике и Литве. Иван IV узнал о рождении четвертого сына во время своего возвращения из Полоцка.
Однако радость отца была недолгой. Младенец скончался всего через пять недель после появления на свет, по-видимому, из-за врожденного слабого здоровья. Скоро в Архангельском соборе похоронила своего единственного ребенка Мария Темрюковна. Биография Василия Иоанновича была недолгой, а его неожиданная смерть стала причиной очередных репрессий при дворе царя.
Грозный получил донос на супругу князя Андрея Старицкого, Ефросинью. Ее обвинили в злом умысле против царской семьи. Княгиню заключили под стражу, а через несколько лет в ходе очередной массовой опалы царь повелел утопить ее в реке.
Характер
Приближенные царя надеялись, что его окажется таким же счастливым, как и первый. Анастасия умела благотворно влиять на своего мужа. После ее стал тираном. Он расправлялся с приближенными и простолюдинами по случайно возникающей прихоти. Пока одних пытали в застенках Кремля, другие надеялись, что свое слово за них замолвит Мария Темрюковна. Фото документальных свидетельств той эпохи, к сожалению, представить невозможно, но, изучив некоторые письменные источники, можно сделать выод, что вряд ли она могла влиять на мужа и менять его решения.
В народе даже закрепился образ Марии Темрюковны - мрачной и подозрительной женщины. Со временем жители столицы начали вполголоса обвинять ее в дурном влиянии на царя. Возможно, это была попытка народа оправдать Грозного за его собственный террор. Так или иначе, но государь и великий князь с каждым годом относился ко второй жене все более равнодушно. В то же время демонстративно чтил память Анастасии.
Смерть
Царица Мария Темрюковна скончалась в 1569 году в подмосковной Обстоятельства ее ухода из жизни неизвестны. Супруга Грозного только что вернулась из Вологды и, возможно, тяжело заболела в дороге. С другой стороны, опять поползли слухи об отравлении. Как бы то ни было, смерть жены еще сильнее обострила паранойю Ивана Васильевича. Он использовал это событие как повод для очередной волны террора против свиты.
Царицу похоронили в Вознесенском монастыре. Народная память о ней была совсем не такой доброй, как об Анастасии. Тем не менее в Нальчике, на исторической родине, в 1957 году был установлен памятник Марии Темрюковне. Церемонию открытия монумента приурочили к 400-летию присоединения Кабардинского княжества к России.
Мать ца-ре-ви-ча Дмит-рия Ива-но-ви-ча, пле-мян-ни-ца А. Ф. На-го-го. Вы-бра-на в не-вес-ты ца-рём Ива-ном IV Ва-силь-е-ви-чем Гроз-ным, ве-ро-ят-но в кон-це вес-ны - на-ча-ле ле-та 1580; ино-стран-цы (в ча-ст-но-сти, Дж. Гор-сей) от-ме-ча-ли её кра-со-ту. По уточ-нён-ным дан-ным, свадь-ба ца-ря и Н. со-стоя-лась в се-ре-ди-не окт. 1580 в Алек-сан-д-ров-ской сло-бо-де; Н. ста-ла 6-й и по-след-ней вен-чан-ной же-ной ца-ря. Иван IV до-воль-но бы-ст-ро ох-ла-дел к ней, си-туа-цию не из-ме-ни-ли ни тра-гич. смерть ца-ре-ви-ча Ива-на Ива-но-ви-ча (19.11.1581), ни ро-ж-де-ние ца-ре-ви-ча Дмит-рия . В 1582 - нач. 1584 Иван IV вёл пе-ре-го-во-ры с англ. по-сла-ми о сво-ей воз-мож-ной но-вой же-нить-бе на Мэ-ри Гас-тингс - род-ст-вен-ни-це ко-ро-ле-вы Ели-за-ве-ты I Тю-дор (в пе-ре-го-во-рах ак-тив-ное уча-стие при-ни-мал А. Ф. На-гой).
По-сле ско-ро-по-стиж-ной смер-ти Ива-на IV в Мо-с-ков-ском Крем-ле в ночь на 19(29).3.1584 бы-ли аре-сто-ва-ны мн. род-ст-вен-ни-ки Н., не-ко-то-рые из них вско-ре от-прав-ле-ны на вое-вод-ст-ва в от-да-лён-ные го-ро-да По-вол-жья и Си-би-ри, что по су-ти оз-на-ча-ло ссыл-ку. 24.5(3.6).1584 Н. с сы-ном и бли-жай-ши-ми род-ст-вен-ни-ка-ми (от-цом Ф. Ф. На-гим; двою-род-ным дя-дей А. А. На-гим и род-ны-ми брать-я-ми, М. Ф. и Г. Ф. На-ги-ми) бы-ла тор-же-ст-вен-но от-пу-ще-на ца-рём Фё-до-ром Ива-но-ви-чем и Бо-яр-ской ду-мой (в при-сут-ст-вии чле-нов Го-су-да-ре-ва дво-ра и моск. стрель-цов) на удел в Уг-лич. Во-пре-ки тра-ди-ции не по-лу-чи-ла собств. уде-ла, фак-ти-че-ски не име-ла рас-по-ря-дит. прав в от-но-ше-нии дво-рян-ской кор-по-ра-ции и тяг-ло-во-го на-се-ле-ния г. Уг-лич и Уг-лич-ско-го уез-да. Из Мо-ск-вы Н. и ца-ре-ви-ча со-про-во-ж-дал не-мно-го-числ. двор-цо-вый пер-сонал. День-ги на со-дер-жа-ние Н., её сы-на и род-ст-вен-ни-ков по-сту-па-ли от на-зна-чен-ных пра-ви-тель-ст-вом в Уг-лич дья-ков (О. Влась-ев вес-ной 1585, М. Би-тя-гов-ский в 1590-91); вы-пла-ты На-гим не бы-ли по-сто-ян-ны-ми.
Н. вос-пи-ты-ва-ла сы-на в не-на-вис-ти к фак-тич. пра-ви-те-лю Бо-ри-су Фё-до-ро-ви-чу Го-ду-но-ву, к боль-шин-ст-ву бо-яр в Мо-ск-ве. К кон. 1580-х гг. брак Н. с Ива-ном IV был при-знан не-ка-но-ни-че-ским, она бы-ла ис-клю-че-на из «мно-го-ле-тия» на ек-те-ни-ях чле-нам цар-ской се-мьи. По-сле ги-бе-ли сы-на 15(25).5.1591 Н. у его те-ла об-вини-ла в слу-чив-шем-ся Б. Ф. Го-ду-но-ва и ука-за-ла в ка-че-ст-ве ор-га-ни-за-то-ра убий-ст-ва ца-ре-ви-ча М. Би-тя-гов-ско-го, а не-по-сред-ст-вен-ны-ми убий-ца-ми на-зва-ла его сы-на и пле-мян-ни-ка (Д. М. Би-тя-гов-ского и Н. Ка-ча-ло-ва), а так-же сы-на «мам-ки» ца-ре-ви-ча (О. Во-ло-хо-ва). По при-зы-вам Н. и её род-ст-венни-ков со-брав-шие-ся го-ро-жа-не Уг-ли-ча рас-пра-ви-лись с ука-зан-ны-ми ли-ца-ми и с близ-ким к М. Би-тя-гов-ско-му Д. Треть-я-ко-вым. От ду-шев-ных по-тря-се-ний у Н. вы-па-да-ли во-ло-сы и сле-за-ла ко-жа с рук. На до-про-се следств. ко-мис-сии Н. при-дер-жи-ва-лась сво-ей вер-сии об убий-ст-ве сы-на. В кон-це ра-бо-ты ко-мис-сии про-си-ла митр. Кру-тиц-ко-го Ге-ла-сия хо-да-тай-ст-во-вать пе-ред ца-рём о про-ще-нии сво-их брать-ев, прив-ле-чён-ных к след-ст-вию. По-сле одоб-ре-ния Ос-вя-щен-ным со-бо-ром и Бо-яр-ской ду-мой за-клю-че-ния следств. ко-мис-сии Н. за не-бре-же-ние в ухо-де за сы-ном бы-ла по-стри-же-на в мо-на-хи-ни и от-прав-ле-на под над-зор в Ни-ко-ло-Вы-ксин-ский жен-ский мон. (в 30 км от совр. г. Че-ре-по-вец). 15(25).5.1592 Н. сде-ла-ла вклад по сы-ну в Ки-рил-ло-Бе-ло-зер-ский монастырь.
В 1604-06 Н. ока-за-лась в эпи-цен-тре по-ли-тич. со-бы-тий. По не-ко-то-рым дан-ным, в кон. 1604 бы-ла дос-тав-ле-на в Мо-ск-ву для до-про-сов о Лже-дмит-рии I и вновь о ги-бе-ли её сына, но вско-ре воз-вра-ще-на на-зад в мо-на-стырь. По-сле всту-п-ле-ния в Мо-ск-ву Лже-дмит-рия I он от-пра-вил за Н. сво-их пред-ста-ви-те-лей. 17(27).7.1605 на по-ле двор-цо-во-го се-ла Та-нин-ско-го (по-зд-нее Тай-нин-ское; ны-не в со-ста-ве г. Мы-ти-щи) в при-сут-ст-вии зна-ти, а так-же толп го-ро-жан и кре-сть-ян Н. при-зна-ла в Лже-дмит-рии I собств. сы-на. 18(28) ию-ля её в со-про-во-ж-де-нии шед-ше-го пеш-ком ря-дом с ка-ре-той Лже-дмит-рия I тор-же-ст-вен-но встре-ча-ло на-се-ле-ние Мо-ск-вы. Ре-зи-ден-ци-ей Н. вплоть до её смер-ти ста-ли ке-льи Воз-не-сен-ско-го жен-ско-го мо-на-сты-ря в Мо-сков-ском Крем-ле. Она уча-ст-во-ва-ла во встре-чах и в не-ко-то-рых це-ре-мо-ни-ях, свя-зан-ных с при-ез-дом М. Мни-шек и со сва-деб-ны-ми тор-же-ст-ва-ми в кон-це ап-ре-ля - на-ча-ле мая 1606. Ут-ром 17(27) мая того же года, по-сле убий-ст-ва Лже-дмит-рия I, Н. над его тру-пом пуб-лич-но от-рек-лась пе-ред вос-став-ши-ми (чле-на-ми Го-су-да-ре-ва дво-ра, слу-жи-лы-ми деть-ми бо-яр-ски-ми, го-ро-жа-на-ми) от род-ст-ва с ним. Объ-яс-ня-ла своё по-ве-де-ние «ве-ли-ким злым пре-ще-ни-ем» со сто-ро-ны са-мо-зван-ца. 3(13) ию-ня уча-ст-во-ва-ла в це-ре-мо-ни-ях при встре-че гро-ба с те-лом ца-ре-ви-ча Дмит-рия Ива-но-ви-ча, при-ве-зён-но-го в Мо-ск-ву из Уг-ли-ча для за-хо-ро-не-ния в Ар-хан-гель-ском со-бо-ре Мо-с-ков-ско-го Крем-ля. При боль-шом сте-че-нии на-ро-да Н. по-кая-лась, что «тер-пе-ла и не об-ли-чи-ла зло-го ере-ти-ка и чер-но-книж-ни-ка Ро-ст-ри-гу», тем са-мым «пре-да-вая заб-ве-нию свя-тые мо-щи но-во-го му-че-ни-ка Ди-мит-рия». По-вто-ри-ла ста-рые об-ви-не-ния в ад-рес Бо-ри-са Го-ду-но-ва, до-ба-вив но-вые: её «по Бо-ри-со-ву ве-ле-нью Го-ду-но-ва дер-жа-ли в ве-ли-кой ну-же». В кон-це ле-та 1606 от име-ни Н. жи-те-лям Ель-ца (где уже на-ча-лось Бо-лот-ни-ко-ва вос-ста-ние 1606-07) бы-ла на-прав-ле-на гра-мо-та с офиц. вер-си-ей со-бы-тий 1591 и май-ских со-бы-тий 1606 в Мо-ск-ве, с по-кая-ни-ем Н. и под-твер-жде-ни-ем фак-та смер-ти Лже-дмит-рия I (за-чи-та-на не бы-ла в свя-зи с тем, что го-род на-хо-дил-ся под кон-тро-лем вос-став-ших).
Н. бы-ла по-хо-ро-не-на в соборе Воз-не-сен-ско-го мон. Мо-сков-ско-го Крем-ля (в 1929 её ос-тан-ки пе-ре-не-се-ны в под-клет Ар-хан-гель-ско-го со-бо-ра). Па-мять Н. чти-лась пред-ста-ви-те-ля-ми ди-на-стии Ро-ма-но-вых: в окт. 1616 вклад по ней в Трои-це-Сер-ги-ев мон. сде-ла-ла мать ца-ря Ми-хаи-ла Фё-до-ро-ви-ча ино-ки-ня Мар-фа.
(в иночестве Марфа ) (1553 - 1611) - царица, последняя (шестая) жена Ивана IV , мать царевича Дмитрия Углицкого , во время правления царя Димитрия (Лжедмитрия I) - царица-мать.
Биография
При Иване
Сохранился свадебный разряд её бракосочетания . Известный историк А. А. Зимин пишет: «Свадьба состоялась вскоре после ухода Батория из Великих Лук. По словам Горсея , Грозный женился, чтобы успокоить сына Ивана и бояр, взволнованных слухами о предполагавшемся бегстве царя в Англию. Очевидно, это рассуждение не что иное, как досужий домысел. Свадьба царя происходила в интимной обстановке. Присутствовали наиболее близкие к нему лица, в основном государев Двор. „В отца место“ на свадьбе выступал царевич Фёдор, а наследник престола Иван - „тысяцким“)» .
Джером Горсей пишет, что «царицу сопровождала разная свита, её отпустили с платьем, драгоценностями, пропитанием, лошадьми и проч. - всё это на широкую ногу, как подобает государыне» .
Фрагмент позднейшего «Нового летописца», основанный, очевидно, на более ранних источниках, рассказывает о причине высылки рода Нагих: в ночь после смерти Ивана IV Борис Годунов «с своими советники возложи измену на Нагих и их поимаху и даша их за приставы»; та же участь постигла многих, «коих жаловал царь Иван»: их разослали по дальним городам и темницам, их дома были разорены, поместья и вотчины розданы. Зимин пишет, что «рассказ, конечно, носит черты антигодуновской редакции и явной романовской „реабилитации“ Нагих. Решение выслать Нагих из Москвы, вероятно, было принято всей Думой, опасавшейся их акций в пользу младшего брата Федора царевича Дмитрия. Но в основном он соответствует действительности. Сосланы были трое сыновей А. М. Нагого: Андрея , судя по позднейшим данным, отправили в Арск; Михаил , воеводствовавший в 1583/84 г. в Казани, в 1585/86 г. оказался в Кокшайске, а в 1586/87 - 1593/94 гг. - в Уфе; Афанасий - в Новосили (1584 г.). Их троюродный брат Иван Григорьевич в 1585/86 г. находился в Кузьмодемьянском остроге, а с 1588/89 по 1593/94 г. - в новопостроенном городе на Лозьве. Старший дядя царицы Марии Семен Федорович Нагой с сыном Иваном в 1585/86-1589/90 гг. служили в Васильсурске, а другой дядя - Афанасий в 1591 г. был в Ярославле. При царице Марии (вскоре сосланной в Углич) состояли отец Федор (умер около 1590 г.), дядя Андрей и братья Михаил и Григорий Федоровичи».
Новый царь, как было сказано выше, по некоторым источникам, со временем запретил духовенству поминать царевича Дмитрия из-за его незаконнорожденности .
«За недосмотрение за сыном и за убийство невинных Битяговских с товарищи» Нагая была пострижена в монахини под именем Марфы . Относительно монастыря сведения разнятся - упоминаются нелокализуемые Судин монастырь на Выксе вблизи Череповца или Николовыксинская пустынь. Её братья за небрежение к ребёнку были заточены в темницу.
При Борисе
В 1598 году Фёдор скончался, что не улучшило положения Нагой. Из монастыря она вызывалась Борисом Годуновым в 1604 году в Москву, по случаю слухов о Лжедмитрии I , но ничего не открыла и отослана обратно.
Эта сцена, красочно описанная Костомаровым (вслед за Исааком Массой), легла в основу этюда Николая Ге .
Он, говорят, велел привезти мать Димитрия в Новодевичий монастырь; оттуда привезли её ночью во дворец тайно и ввели в спальню Бориса. Царь был там с своею женою. «Говори правду, жив ли твой сын или нет?» - грозно спросил Борис. «Я не знаю», - отвечала старица. Тогда царица Марья (жена Бориса) пришла в такую ярость, что схватила зажжённую свечу, крикнула: «Ах ты б…. ! смеешь говорить: не знаю - коли верно знаешь!» - и швырнула ей свечою в глаза. Царь Борис охранил Марфу, а иначе царица выжгла бы ей глаза. Тогда старица Марфа сказала: «Мне говорили, что моего сына тайно увезли из Русской земли без моего ведома, а те, что мне так говорили, уже умерли». Рассерженный Борис приказал отвезти старицу в заключение и держать с большею строгостью и лишениями.
При Лжедмитрии I
В литературе
(…) А втапоры стрельцы догадалися,
За то-то слово спохватилися,
В Боголюбов монастырь металися
К царице Марфе Матвеевне:
«Царица ты Марфа Матвеевна!
Твое ли это чадо на царстве сидит,
Царевич Димитрей Иванович?»
А втапоры царица Марфа Матвеевна заплакала
И таковы речи во слезах говорила:
«А глупы стрельцы вы, недогадливы!
Какое мое чадо на царстве сидит?
На царстве у вас сидит Расстрига
Гришка Отрепьев сын;
Потерян мой сын, царевич Димитрей Иванович (…)»
Напишите отзыв о статье "Нагая, Мария Фёдоровна"
Примечания
|
||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Нагая, Мария Фёдоровна
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка, Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n"a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
Мария Федоровна Нагая (? - 1608) московская царица, неофициальная, седьмая по счету, жена Ивана Грозного, дочь боярина Ф.Ф. Нагого-Федца. Вступила в брак в 1581 году и на следующий год родила сына Дмитрия. После смерти мужа (1584 год) вместе с сыном и своими братьями была сослана в Углич, где жила до гибели Дмитрия (1591 год). Марию Федоровну Нагую и ее родственников обвинили в небрежении возможного наследника престола, в результате чего братьев вдовой царицы заточили в темницу, сама же она была пострижена в монастырь на реке Выксе. Оттуда ее вызвал Борис Федорович Годунов вскоре после восшествия на престол (1598 год), но спустя короткое время услал обратно. После воцарения Лжедмитрия I в Москве (1605 год) была вынуждена под угрозой смерти признать последнего своим сыном и торжественно въехала в Москву, где жила в Вознесенском монастыре. Всем членам ее семьи были возвращены свобода, чины и конфискованное имущество. После убийства Лжедмитрия (1606 год) Мария Федоровна Нагая отреклась от него.
Седьмая жена Грозного - Мария Нагая
И вновь Иван окунулся в разгул, оргии, беспробудное пьянство, пока не услышал, что у опального боярина Федора Нагого в его вотчине, где отбывал Федор ссылку, выросла дочь - невиданной красоты и стати. Царь тут же приказал немедленно возвратить Нагого со всем семейством в Москву.
Когда он увидел дочь Федора - Марию, у него бешено заколотилось сердце. Мария была высока и стройна, полна в той степени, какая делала ее необычайно привлекательной. Пепельная коса, тяжелая и густая, падала ниже пояса, а большие серые глаза смотрели ласково, выявляя ум и добрую душу девушки.
Царь сказал:
Мария Федоровна будет царицей Московской. При этих словах невеста упала в обморок. Нагому ничего не оставалось, как сказать, что его дочь потеряла сознание от нежданного счастья -- не от вида же согбенного и плешивого желто-зеленого старца.
Через неделю, 6 сентября 1580 года, в Спасо-Преображенском соборе молодых венчал тот же протопоп Никита, который ставил под венец и несчастную Марию Долгорукую, утопленную после первой брачной ночи.
Примечательным на свадьбе Марии Нагой с Иваном Васильевичем было то, что посаженым отцом жениха был собственный его сын - двадцатитрехлетний Федор, дружкой жениха - двадцативосьмилетний князь Василий Шуйский, а дружкой со стороны невесты - ровесник Шуйского, Борис Годунов, зять Малюты Скуратова и буквально завтрашний шурин царевича Федора, ибо на сестре Годунова, Ирине, царевич должен был жениться на следующий день - 7 сентября 1580 года.
Лучшие дня
«А что ж в этом примечательного?» - спросите вы, уважаемый читатель.
И я отвечу вам: а то, что все они стали после смерти Ивана Грозного один за другим русскими царями.
Мария Федоровна Нагая явилась свидетельницей подлинно глубокой драмы в жизни царя: в ноябре 1581 года он убил своего старшего сына - наследника престола царевича Ивана Ивановича.
По-разному рассказывают об этом теперь, но в народной памяти отложилась такая версия убийства. Двадцативосьмилетний царевич заступился за свою беременную жену Елену, в девичестве Шереметеву, кстати уже третью, потому что первая и вторая жены были давно в монастырях. Не терпевший «встречи», то есть возражений, отец в пылу гнева ударил своего первенца в висок посохом. По одной версии, царевич умер мгновенно, по другой - через два дня, по третьей - через десять, но дата смерти Ивана Ивановича называется точно - 19 ноября.
Царь не намеревался убивать наследника и сына и от горя едва не помер. После похорон сына он долго не мог прийти в себя - плакал, молился и, сдается, совсем лишился и сил, и желания грешить.
Но как только чуть-чуть полегчало, он тут же взялся за прежнее. Однажды, почувствовав прилив необузданного вожделения, он схватил за руки сидевшую рядом невестку - Ирину, жену царевича Федора, и пытался повалить ее на постель, но Ирина убежала.
Использован материал кн.: Вольдемар Балязин Занимательная история России, М. 2001
